Семейство кошачьих. Глава 7

[Noa Streight]

заглавка

Название: Семейство кошачьих
Автор: Noa Streight, Аямэ
Фандом: Prince Of Tennis
Рейтинг: NC-17
Жанр: slash, Angst, Humor, возможно OOC
Пейринг: от авторов многим досталось – Сейгаку, Хётей, Риккайдай и т.д. Присутствуют ОС в нехилом количестве.
Посвящается: Нашим соигрокам на принцефорумах, с которыми мы провели весь тот год, что писали фанфик. В особенности: Tomoe-chan, Ketoh, Лисятина, Крошка Фир, Джи-чан, Niou Masaharu, Arvis Eraclea, Oniks_small_miracle, Lib.moonsigma
Содержание: Эчизен Рёма вырос, события японского школьного чемпионата далеко позади, но, как говорится, осадок остался…
Предупреждение: фик написан без учёта событий манги «New Prince Of Tennis».
Дисклеймер: Персонажи фанфика принадлежат их создателям. Авторы фанфика не извлекают материальной выгоды от их использования.
Размещение: с разрешения авторов. Ссылки на фик – приветствуются.

Глава I
Глава II
Глава III
Глава IV
Глава V
Глава VI

Глава VII

Из пяти больших кошачьих животных лев, тигр, леопард и снежный барс
легко скрещиваются между собой в неволе,
а ягуар поддаётся скрещиванию только со львом.
Википедия

Внутрикомандные отборочные матчи перед Национальным, да и сам турнир – заметно для всех, в том числе и для них самих, изменили отношения капитана и гения. На многое у обоих словно открылись глаза и игнорировать это уже стало невозможно – слишком большое влияние они оказывали друг на друга. Нашлись общие интересы и помимо тенниса. Как минимум раз в неделю Тезука и Фуджи стали выбираться куда-нибудь вместе: в театры, концертные залы, музеи или выставки – им нравилось обсуждать увиденное и делиться впечатлениями.
В этот раз они посетили театральный музей. Шюске давно хотел посмотреть его богатую коллекцию, а Тезуку, помимо этого, привлекла возможность побродить в библиотеке, которой славится этот музей. За осмотром экспонатов полдня пролетело незаметно и, выходя из дверей, юноши оживленно обсуждали увиденное. Вернее сказать, Фуджи оживленно комментировал, Кунимитсу больше молча соглашался, кивая в ответ или вставляя редкие замечания, но выглядел при этом совершенно довольным и умиротворенным.
Шюске спускался по лестнице первым и, оборачиваясь к другу, боковым зрением зацепил в окне проезжающего лимузина мрачное лицо Санады… и чрезвычайно недовольное – Атобе.
«Капитан Хётея и вице-капитан Риккайдая? Вместе, в машине, здесь?! Не может быть… Показалось», – гений постарался отбросить подозрения, но мысли с музея уже переключились на появившиеся подозрения, постепенно оформлявшиеся в уверенность. Что-то с недавних пор многие игроки из Хётея и Риккайдая стали проявлять навязчивый интерес к свободному и несвободному времени Фуджи.
– Тезука, – юноша улыбнулся другу, – я хочу пригласить тебя ко мне домой. Давай поедем прямо сейчас.
И в ответ на промелькнувшее в лице своего спутника удивление, поспешил добавить:
– Мне нужно поговорить с тобой кое о чём… важном.
Капитан посмотрел на часы и, прикинув что-то в уме, достал мобильный. Предупредив родных о том, что вернется поздно, коротко ответил парню:
– Хорошо. Едем.
И, не слушая возражений, остановил такси: до дома Фуджи отсюда было не меньше часа пешком. В другом случае можно было бы и прогуляться, но сколько времени займет сам разговор – неизвестно.

***

Дом встретил их «приветливо»: темными окнами и запиской в прихожей от Юмико.
– Просто замечательно, – пробормотал юноша и уже громче произнес:
– Сестра уехала на неделю в загородный дом, на источники.
Взял из рук друга ветровку и, пристраивая ее на вешалку, спросил:
– Подождешь в гостиной или со мной на кухне посидишь?
– С тобой, – рассудил Тезука. Пиджак отправился следом за ветровкой. В домашней обстановке юноша заметно расслабился и даже позволил себе расстегнуть две верхние пуговки на рубашке. Цепочка серебряной змейкой скользнула по ключицам, отзываясь на каждое движение тела.
Тезука последовал за гостеприимным хозяином на кухню, вперившись в его затылок тревожным взглядом.
В последнее время Фуджи оказался словно в живом кольце из теннисистов Хётей и Риккадай и, если поначалу его забавляло неожиданное внимание, то вскоре он от этого заметно устал.
В театральном музее они замечательно провели время, но стоило им выйти на улицу, как Фуджи едва уловимо напрягся. Совсем незаметно, если честно. Но не для Тезуки. Однако он не представлял о чём, собственно, пойдёт речь. Такой внешне открытый и располагающий к себе, но на самом деле скрытный и защищённый не хуже банковского сейфа – гений Сейгаку не оставлял человечеству шанса заглянуть в омуты своей души, ни даже заподозрить их существование.
«Надеюсь, ему не пришло в голову уйти из команды» – капитан поймал себя на бесполезном занятии – на попытках угадать, о чём пойдёт речь.
– Располагайся, я сейчас соображу что-нибудь на скорую руку, – включив чайник, Фуджи с головой нырнул в холодильник. К счастью, оказалось, что перед отъездом Юмико приготовила еды на пару дней:
– Бутерброды отменяются, будет нормальный ужин! – Быстро и сноровисто Шюске накрыл стол для ужина и заварил чай.
– Ты же голодный, – больше констатируя очевидное, чем спрашивая, произнес парень, улыбаясь как обычно, спокойно и безмятежно.
Но в полуприкрытых глазах что-то дрогнуло и взгляд прикипел к заманчиво распахнутому вороту рубашки друга, где серебряная цепочка ластилась к обнаженной коже шеи и ключиц.
Тезука немного смутился. Они так целенаправленно рванули домой, что об ужине в кафе он и подумать не успел. Придётся воспользоваться гостеприимством товарища. И этот факт тоже возвращал юношу к размышлениям о теме разговора – настолько серьёзной, что в общественном месте не обсуждаема.
– Спасибо, Фуджи. Это очень кстати. – Тезука дождался, когда хозяин дома прекратит метаться по кухне, сядет за стол, и тогда принялся за еду.
Шюске с трудом удалось отвести взгляд от цепочки на обнаженной коже и улыбнуться:
– Будем считать это моим извинением за то, что так резко сорвал нас и испортил такой чудесный вечер.
Фуджи подцепил палочками ролл и обмакнул его в соус. Только начав есть, понял насколько проголодался. Но, несмотря на это, после пары штук уже лишь изображал активность, давая капитану возможность спокойно поужинать.
– Тебе не за что извинятся, – отмёл реверансы Тезука. Обеспокоенный тем, что чай может остынуть, Шюске поставил заварочный чайник на специальную подставку со свечой для подогрева. Зажег её и пространство за столом сразу преобразилось. Даже небольшого трепещущего огонька оказалось достаточно для придания атмосфере бОльшего уюта и доверительности.
Кунимитсу смотрел, как отсветы крошечного огонька рождают в волосах Фуджи медовые сполохи, отзываясь на каждое движение. Это зрелище завораживало.
И по контрасту с этими волшебными мгновениями, перспектива неприятного, судя по всему, разговора – угнетала и действовала на нервы. Хотелось садануть кулаком по столу и потребовать объяснений немедленно.
Но такого Тезука позволить себе не мог. Не здесь, не сейчас. Да и вообще никогда. Поэтому он с каменным лицом продолжал есть, игнорируя ощущение наматываемых на кулак нервов.
«В последнее время на Фуджи столько всего навалилось. Любой был бы дезориентирован, гений или не гений».
Ужин закончился и он помог хозяину дома убрать со стола, ненавязчиво пресекая попытки вокруг него суетится.
– Фуджи, нарочитым спокойствием можно провести Кикумару, хотя... когда я поглощён командными вопросами, то и меня, возможно, тоже. Но сейчас я чувствую – фальшь. Рассказывай. Все как есть – без прикрас.
«Тем более, что ты сам меня уже достаточно настропалил» – закончил Тезука мысленно.
Шатен кивнул и, доставая чайные чашки, подумал о том, что все правильно – время пришло и пора рискнуть всем – снял с подставки заварной чайник и, сосредоточенно разливая ароматный напиток, негромким голосом четко проговорил:
– Ты знаешь, что Атобе и Санада неравнодушны к тебе?
Пододвинул одну из чашек капитану и только после этого посмотрел на него пристально, полностью открытыми глазами. В которых, кроме ожидания ответа, больше ничего не читалось, а в уголках губ таяла безмятежная улыбка.
Попытавшись понять по лицу друга эмоции, кои тот вложил в странный вопрос, Тезука счёл за лучшее уточнить, ведь вполне в характере теннисного гения – огорошить собеседника неожиданной фразой, чтобы полюбоваться реакцией:
– Это и есть тема нашего разговора? Но конкретизируй, что ты имеешь в виду?
«Не может же он говорить о том, что я подумал?»
И подсознание тут же услужливо вытащило на поверхность давно систематизированные определения Короля и Императора:
Атобе. Разносторонне образованный – даже без эпатажных жестов и свиты поклонниц и фанатов - он выделяется среди сверстников хотя бы тем, что знает: кто такой Вагнер и может больше получаса говорить о вещах никак не связанных с большим теннисом.
После их матча, когда Тезука травмировал плечо – Атобе завёл манеру названивать и интересоваться здоровьем уважаемого соперника, а потом и делами вообще. Тезуку забавляло, когда посреди серьёзной беседы Атобе – президент ученического совета, как и он сам – начинал ребячливо жаловаться на учеников-имбецилов или нагромождения скучных школьных правил, регламентирующих львиную долю его жизни.
Тезука с самого начала видел за нарочитой лёгкостью и даже небрежностью «королевского поведения» бездну труда и продуманности и это не могло не вызывать его уважения. В глубине души он даже немного завидовал Атобе, ведь его самого та же дорожка, казалось, лишила этой воздушности навсегда. Если представить, что он ей когда-либо обладал. Но его с раннего детства ему больше всего подходило определение «основательный». Основательный, приземлённый и надёжный, как танк. И это качество роднило его с Санадой.
Им обоим никто не давал четырнадцати лет. Суровые взгляды, не отражавшие ни подростковой игривости, ни буйства гормонов, движения полные несуетного спокойствия – делали их полноправными взрослыми среди взрослых. Своими в том мире, куда не скоро ещё будут допущены их сверстники. Санада интуитивно понимал, что тишину не обязательно заполнять и никогда не сотрясал воздух попусту. Зауважать его было легко.
Тезука, Атобе, Санада серьёзно, со всей возможной страстью и увлечённостью относились к большому теннису. Знали наперечёт всех сильных игроков своего «поколения» и следили за развитием друг друга, ведь только в матчах на пределе напряжения сил – раскрываются богатейшие возможности, дарованные природой и приобретённые опытом сыгранных матчей и часами изнурительных тренировок.
Но Фуджи ведь говорит не о профессиональном интересе теннисистов друг к другу?
– Именно, – казалось, что гений с легкостью угадал ход мыслей друга, – Ты правильно подумал, речь не о теннисе, – огонек свечи высветил насмешливые искорки в глазах шатена.


***

– Митсу, их интерес к тебе и соперничество за тебя видны невооруженным взглядом ещё с Национального турнира времён средней школы. А теперь их рвение изрядно усилилось, – огонек свечи высветил насмешливые искорки в глазах шатена.
– Неужели? Мне казалось, что в последнее время они увлеклись тобой, – едва различимая лукавая насмешка в голосе. Знаки внимания со стороны Атобе, при всей внешней изящности – по тонкости намёка были сравнимы с наковальней, падающей на голову. Так что его чувства давно не являлись для Тезуки секретом. Равно как и то, что Атобе искал себе ровню, не по положению, нет, а такого, чтобы не нужно было догонять или убегать – тянуться вверх к партнёру или же с тоскливой миной до него снисходить. А потому он и остановил свой выбор на капитане теннисистов Сейгаку – всего лишь немного расширив критерии, нежели выбирая очередную рубашку в бутике.
Нет, такое внимание Тезуке, определённо, не льстило. И, более того, грозило серьёзными неприятностями – в мире спорта, как в армии – от гомосексуальных отношений зачастую никуда не деться, но внешне всё под строжайшим запретом.
А привыкший быть на виду, Атобе плевать хотел на конспирацию и безопасность отношений.
Санада же наоборот – представлялся Тезуке запертой шкатулкой. В силу характера, тот задался конкретной целью никому не выдать свои чувства, чтобы не дать иллюзорной власти над собой – даже его первые манипуляции с собственной аурой были направлены на то, чтобы сделать его натуру ещё более нечитаемой. Что он и явил, первым делом, Тезуке во время матча на Национальном турнире.
Но у этой техники случился неожиданный откат и, когда Санада приблизился для рукопожатия к поверженному противнику, то выдал себя с потрохами: дыханием, сердцебиением, взглядом, наконец. Словно душу свою на корт бросил, рядом с капитаном Сейгаку.
И тут вдруг Кейго и Геньичиро принялись запираться в резиденции Атобе и чуть ли не всё время проводить вместе, а на Фуджи обрушился шквал знаков внимания всех человеческих резервов Хётей и Риккай Дай Фузоку. Тезука отметил эту странность, но не удостоил её более пристального внимания и обдумывания, рассчитывая, что гений тенниса сам решит свои проблемы.
– Митсу, ты же сам уже догадался: внимание ко мне этих двоих, всего лишь отвлекающий маневр, не более того, – Шюске хмыкнул, – зато весьма досаждающий.
«Хн. Так вот в чём причина такой осады. Обстоятельность Санады объединилась с размахом Атобе... Страшное дело» – Тезука позабавился бы нелепому соревнованию, которое устроили вокруг его особы, но так как речь шла о людях... И хороших, близких ему людях – то от осмысления произошедшего становилось не по себе.
Печально. Но им всем придётся как-то через это пройти и жить дальше.
– Хорошо. Считай, я понял намёк и поговорю с ними обоими.
Фуджи отрицательно качнул головой:
– Совсем необязательно. Есть другой способ – более наглядный.

***

Шатен встал и обошел стол, остановившись вплотную к капитану:
– Они оба хотят ведь... этого, – ладони гения легли на плечи друга.
Пальцы погладили затылок, зарываясь в волосы, ероша их:
– Этого... и не только этого, – вкрадчивый шепот над ухом, после чего теплые губы Шюске коснулись виска и спустились к подбородку… прикоснулись к чужим губам: легко, почти неосязаемо.
Юноша отстранился: он переступил грань, теперь очередь Тезуки делать выбор.
Глядя в лицо своего капитана и друга, Шюске подумал о том, что всегда – со дня их знакомства – он первым делал шаг навстречу, а Тезука принимал это как должное. Гения такое положение дел нисколько не тяготило, вот и сейчас настала пора очередного движения вперед, к развитию их отношений: что ж, не важно, пусть он опять будет первым, главное, как это будет воспринято.
За внешней безмятежностью гения читалась едва ли не паника. И Кунимитсу разделял его чувства: решиться на такой шаг, рискуя сложившимися добрыми отношениями – тяжело.
– А ты, стало быть, хочешь того же? – полуутвердительно выдал Тезука, положив одну ладонь на поясницу юноши, а вторую – на его затылок. И надавил, медленно и неотвратимо притягивая его к себе.
«Шюске… надо признать, твой наглядный способ, довольно изящен в своей прямолинейности и недвусмысленности».
– Или с твоей стороны это была лишь невинная демонстрация? – всё та же лукавая насмешливость в данном контексте прозвучала почти издевательством, смягчённая лишь лаской тона.
Новый поцелуй, глубокий, жадный – уже при всём желании нельзя было назвать дружеским или братским. Манипуляции Тезуки привели к тому, что шатен вскоре оказался у него на коленях, не прерывая поцелуя.
Юноша не мог с уверенностью утверждать, когда это началось, но сейчас ему казалось, что они шли к этому с первого дня знакомства. Постепенно, исподволь. Он подпускал Фуджи всё ближе и ближе к себе, позволяя ему видеть не капитана Сейгаку, не Тезуку, но просто Кунимитсу – не по годам серьёзное существо, сконцентрированное на поставленных задачах, но не менее чем другие нуждающееся в человеческом тепле и понимании.
Позволяя изучать себя и присматриваясь к Шюске в ответ. Гений был многолик. Вроде бы ничего намеренно не скрывая, он чётко давал понять окружающим, что позволяет им присмотреться-приноровиться к одной какой-то грани своего характера лишь для того, чтобы, словно в насмешку, тут же повернуться к ним другой. Многие принимали это за двуличие и инстинктивно опасались его. Инуи быстро отчаялся сколько-нибудь систематизировать обрывочные и неполные сведения о теннисном гении Сейгаку.
Сам же Тезука смирился с тем, что вряд ли когда-нибудь полностью поймёт мотивацию поступков друга. А все остальные предпочитали поклоняться гению на расстоянии. Никаких трудностей в общении с Фуджи не испытывал разве что Кикумару, но этот кадр, упрощавший жизнь до детской песочницы – подружился бы даже с Годзиллой, если гигантская рептилия не попыталась бы его сразу сожрать и растоптать Токио.
Тезука прервал поцелуй, не особо, впрочем, отстраняясь. Ему нравилось ощущать близкое, ставшее уже неровным, дыхание Фуджи на своих растерзанных губах. Нравились медовые пряди, что красиво обрамляли нежные черты лица друга и невесомыми касаниями щекотавшие кожу. А в опасных синих омутах напротив его глаз, казалось, уже не мелькают отсветы свечи, а разгорается собственный внутренний огонь.
Глубокий жадный поцелуй Тезуки растопил внутреннее напряжение, державшее шатена в плену лёгкой паники и отчаянной решимости. Насмешливость и лукавство в глазах и голосе Кунимитсу не стали откровением для Шюске, пожалуй, без преувеличения можно было сказать, что он как никто другой хорошо знает эту серьезную личность. А в последнее время, за которое они так сблизились, Фуджи узнал и другую сторону своего друга: с отличным чувством юмора, иронизирующей насмешливостью и лукавством.
Шюске кончиками пальцев провел по щеке юноши, убрал падающие на глаза пряди волос и снял с него очки, положив их на стол. В отличие от других, без очков капитан команды Сейгаку не выглядел беззащитным, сохраняя серьезность и внимательность в выражении лица и глаз.
– Того же? Не-ет, – гений прикусил нижнюю губу, всматриваясь в зеленоватые глаза напротив. И с удивлением осознал, как заблуждался раньше, полагая, что сидеть у кого-то на коленях глупо, нелепо и главное – неудобно. Он даже поерзал немного для бОльшей уверенности: это оказалось настолько замечательно, что пришлось признаться себе – он готов провести так много времени... очень много – вечность.
Несколько ошарашенное выражение лица гения могло бы позабавить Тезуку, если бы ерзанье шатена не вытеснило из головы все мысли, которые нельзя было бы свести к «Ох!». Он смутился, ощутив мгновенный отклик тела на эти движения, который никакой возможности не было скрыть от партнёра в такой ситуации. При том, что он твёрдо решил не торопиться.
Фуджи провел языком по губам парня, очерчивая их, дразняще прихватывая своими губами и, наконец, приник в долгом неспешном поцелуе. И когда тот закончился, контрастом полыхнули глаза синими молниями, обжигая душу до самого дна:
– Я ХОЧУ... ВСЕ.
Тезука плотнее притянул его к себе, не в силах выносить этого горящего страстью и голодом взгляда. Этот взгляд, учащённое сердцебиение – взывали к его естеству, требуя освободить их тела из плена одежды и... да, не ограничиться поцелуями.
Но они оба к этому не готовы. Ведь для мужчин правильный и красивый секс требует, как он это себе представляет, значительной подготовительной работы, при отсутствии которой может стать грязным и отталкивающим занятием...
«С самого начала, как только мы познакомились – ты был рядом. Всегда с беззаботной улыбкой и легкостью – помогая, поддерживая. Ненавязчиво. Открыто. Когда же я понял, насколько ты мне необходим? Не знаю… Но к нашему матчу на отборочных к Национальному, ты уже прочно обосновался в моем сердце».
Через несколько долгих, упоительно сладких минут, за которые перед мысленным взором Кунимитсу вспышками промелькнули воспоминания, он смог вернуться к поцелуям, без навязчивых мыслей о том, чтобы заняться любовью тут же, на кухне.

@темы: Prince Of Tennis, фанфик "Семейство кошачьих", Моя писанина

Comments

[[Гер]]

аааа, спасибо за эту главу!
Тедзука, Фуджи!
Это прекрасно!
Кактусов не замечено,
включая и 7 главу))
Продолжаю наблюдение))

[Noa Streight]

GerVOlg,
Я предчувствую превращение кактусов в крылатую фразу))))

[[Гер]]

Noa Streight, XDDD
гомен-гомен)))